Захожу в туалет в своей поликлинике. Туалет старый, грязный, плохо пахнет и особой радости не вызывает. Из-за перегородки выходит мужчина.

— Это вообще-то мужской туалет!

Думаю: всё окей, действуем по отработанной схеме. Принимаю максимально маскулинный (то есть, серьёзный и угрюмый) вид и говорю низким голосом:

— Я вообще-то парень.
— ...А-а.

Подхожу к унитазу и понимаю, что здесь нет кабинки — просто унитаз за перегородкой. На входной двери никаких задвижек не было. Может войти кто угодно, и я даже не успею подтянуть штаны. Действительно, зачем парням личное пространство.

Мужчина тем временем не уходит: поставил на подоконник сумку и перекладывает в ней какие-то вещи — то в один отдел, то в другой. Периодически оглядывается на меня через плечо.

Выразительно смотрю на него.

— Я уже ухожу, не обращайте внимания, — говорит мужчина и продолжает копошиться в сумке. Снова оглядывается на меня.

Продолжаю смотреть на него до тех пор, пока он не стушуется и не засобирается к выходу. Дожидаюсь, когда звуки его шагов отдалятся от двери. Делаю свои дела так быстро, как могу, прислушиваясь к каждому шороху.

Решаю в следующий раз терпеть до дома.

Транспорт — кладезь человеческой нравственности. Еду в автобусе с Глебом, своим партнёром, цисгендерным парнем. В паре шагов стоит нетрезвый мужчина и невозмутимо тычет в нас пальцем, говоря что-то своей подруге (к счастью, трезвой и неразговорчивой).

Прислушиваюсь.

— Вот тебе нравятся ТАКИЕ парни?

Под «такими», видимо, подразумевались моё феминное лицо и длинные волосы Глеба.

— У тебя перцовый баллончик при себе? — спрашивает Глеб, и я понимаю, что дело уже не в моей тревожности.

— Погоди, так это девушка?! — мужчина приглядывается ко мне и оглашает ржанием весь автобус.

За ситуацией наблюдает всё больше людей: кто-то раздражённо смотрит на пьяного мужчину, кто-то раздражённо смотрит на нас — так или иначе раздражены почти все.

— Мне вот интересно, — продолжает мужчина, указывая на нас (его собеседница с каменным лицом стоит рядом, но речь уже давно адресуется не ей), — кто кого?

А действительно, кто кого? Автобусу интересно. Вопрос озвучен, и автобус ждёт. Что ответим. Будет ли драка. Окажусь ли я парнем. Всё-таки я его или он меня. Это же так интересно.

Слишком интересно, чтобы мы всего лишь могли ехать по делам в общественном транспорте.

К счастью, это была наша остановка. Но у меня действительно был с собой перцовый баллончик.

Стою в очереди в магазине. На весь магазин — одна открытая касса (классика), и всем покупателям, как назло, понадобились сигареты, которых на этой кассе не было. Кассирка с лицом, искажённым доброжелательностью, обходит весь зал, чтобы добраться до кассы с сигаретами.

— И мне заодно возьмите, чтоб два раза не ходить, — говорю я и называю марку сигарет.

За моей спиной стоит мужчина — не могу никак охарактеризовать его внешность. На вид лет тридцать, не худой и не полный, не низкий и не высокий. Его портрет можно было бы лепить на мемы про «угнетение белых цисгендерных гетеросексуальных мужчин». Он же, полагаю, из основной аудитории таких мемов.

Очередь доходит до меня.

— Вот оно, равноправие, — подаёт голос мужчина из-за моей спины. — Женщины курят, а потом рожают кого попало.

Обрабатываю в своей голове информацию: это он обо мне или о той женщине, которая покупала сигареты передо мной? Оборачиваюсь: смотрит на меня. Наверное, о нас обоих.

— Во-первых, курить имеет право кто угодно, а во-вторых, я парень.
— Парень? — мужчина оглядывает меня с головы до ног и смеётся. — А я думаю, что ты пидор.
— А я думаю, что вы придурок.

Кассирка пробивает мне мои продукты, и я расплачиваюсь так быстро, как только могу. Мужчина за мной то ли смеётся, то ли причитает, то ли угрожает — не могу разобрать, но, кажется, там что-то о «пидорах» и о том, что с такими, как я, нужно делать.

До моего дома буквально пять минут ходьбы, но сейчас темно, а во дворах никого нет. Беру мобильник и открываю номер своего партнёра. В случае чего позвоню и оставлю звонок включённым. Так я делал в прошлый раз, когда меня били.

В тот раз всё обошлось. Как и во всех описанных ситуациях: меня не избили, не изнасиловали, не отняли и не повредили мои вещи. Ничего не случилось и вряд ли случится завтра.

Всё обошлось, да.

Несколько лет я принимаю препараты, чтобы мне было не страшно выходить из дома. Чтобы не носить с собой нож или перцовый баллончик, чтобы не класть в ближайший карман тяжёлую связку ключей. Чтобы идти по улице и не думать, действительно ли на меня смотрят, или это паранойя. Или из-за того, что на меня действительно смотрят, у меня паранойя.

Чтобы не думать, когда настанет такой же день, как тот, когда всё не обошлось.

Почему бы мне не избавиться от всего этого дерьма и не выглядеть «нормально»? Например, как девушка — у меня же вагина, что мне мешает? Или как парень — оделся в мужском отделе и перестал «по-пидорски» красить волосы. В чём проблема?

Парень, надень каблуки и сделай макияж. Девушка, стяни грудь и постриги волосы. А теперь живите так всю жизнь. Ходите в правильные туалеты, сидите на правильных уроках труда, танцуйте в правильных парах, заводите правильных партнёрок_партнёров. А я сделаю ставки, сколько дней вы продержитесь без попадания в психиатрию.

О чём этот текст?

О том, что мне больно. Каждый день. Каждую минуту. В любом месте, кроме своей комнаты.

Мне не нужны «особые права». Я просто хочу жить спокойно. Я хочу, чтобы людям действительно было «всё равно». Хоть немного.